Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Александров с улыбкой его перебивает:
— Погоди, Райнис… Все очень просто — ушел из Нерчинска, с каторги. И все.
Райнис замечает на столе миску дымящихся пельменей.
— Родной ты мой… Ты ешь, ешь…
В горницу входит пожилая крестьянка.
— Здравствуй, Иван Христофорович!
Подвигая к Александрову миску, Райнис отвечает на приветствие:
— Здравствуй, мать.
Гость торопливо глотает пельмени.
Райнис с огромной теплотой вглядывается в его лицо.
— Куда думаешь пробираться?
— В Ригу.
Поэт с беспокойством спрашивает:
— А как у тебя с паспортом?
— Уже в порядке.
— А деньги?
Александров перестает есть и кладет ложку.
— Деньги?.. А у тебя их много?
Райнис достает из кармана пачку кредиток.
— Рублей сорок.
Александров что-то прикидывает в уме.
— Ну, давай половину…
Поэт с горячностью его перебивает:
— Нет, нет… ты бери все…
И он вручает Александрову всю пачку.
Тот прячет деньги в потайной карман.
— Ладно… Ну, рассказывай, чем ты здесь жив?
— Ты ешь, пельмени стынут…
Александров снова принимается за пельмени. Райнис после паузы начинает рассказывать о себе:
— Чем я жив?.. Я здесь, в Слободском, работаю среди крестьян… кроме того, много читаю, перевожу… кое-что пишу… И думаю, думаю, думаю…
Распахивается дверь, входит плотный бородатый Харитон в дубленом полушубке и в валенках. В руках у него второй полушубок, меховая шапка и какой-то старый обтрепанный пиджачишко.
— Ну, одежду тебе достали…
— Вот ладно…
Александров натягивает полушубок.
Райнис тоже встает.
— Как?.. Уже едешь?
— Должен… Расскажи мне наскоро, что творится в мире.
Поэт быстро собирается с мыслями.
— В мире?.. Ну, окончилась англо-бурская война. Англичане, конечно, задушили буров…
— Это я слышал.
— Америка захватила Филиппины… Идет дикая драка за Китай… Вообще, в мире все сильнее пахнет порохом…
Александров подходит к столу и с особым интересом спрашивает:
— А правда, что в Питере снова бастуют?
Райнис с жаром начинает рассказывать:
— Не только в Питере!.. И в Ростове!.. И на Украине!.. Крупные стачки и демонстрации начались в Батуме… Об этих стачках Ленин писал в «Искре»…
У Александрова загораются глаза. Они блестят из-под меховой шапки.
— Помяни мое слово, Райнис… Мы вступаем в полосу борьбы, о которой заговорит весь мир!.. И мы все должны быть готовы к этой борьбе!..
В горнице неожиданно раздается сдержанный смешок. Это смеется ямщик Харитон.
Александров с удивлением спрашивает:
— Что ты, Харитон Степанович?
— Да ничего…
Райнис тоже не понимает в чем дело.
— Ты что смеешься?
Ямщик снова ухмыляется в рукав.
— Да как же не смеяться?.. Посмотреть на вас обоих, — один ссыльный, другой — беглый… а все промежду собой решили… и про войну, и про восстание, и про весь мир-Александров с задором отвечает:
— А ты что же думал?..
Через дверь просовывается голова Фильки.
— Коней запрягли.
Александров поспешно собирает узелок, затем протягивает руку Райнису.
— Ну, Райнис…
Поэт долго не выпускает его руку.
— Передай мой привет товарищам в Риге и… ты мог бы исполнить одну мою личную просьбу?
— Что за вопрос?.. Разумеется.
Райнис с неловкостью произносит:
— Уже несколько месяцев… я не имею писем от Аспазии… Узнай, что с ней?
Александров слегка настораживается.
— А в чем дело?
— Мне писали, что она куда-то уехала… по слухам, за границу…
Александров крепко обнимает друга.
— Не беспокойся, я тебе все сообщу… Дай только срок добраться до Риги…
Тихая музыка.
Ночь. Бледный свет луны освещает заснеженный лес.
Увязая в сугробах, бредет по лесу Райнис… Вот он выбирается на тропинку и быстрее шагает к своему домику.
Поэт открывает калитку. Навстречу с радостным лаем бросается дворовый пес.
Райнис входит в свою каморку. Здесь очень темно, только скупой лунный свет брезжит за окном.
Стараясь ничего не уронить, поэт пробирается к столу, нащупывает коробок и чиркает спичкой.
Он зажигает керосиновую лампу и вдруг замечает на столе женские перчатки и сумочку.
Райнис оглядывается на вешалку. Как удивлен он, увидев на ней дорожный женский бурнус и шляпу!
На полу стоит раскрытый чемодан. В полутьме комнаты на кровати дремлет, завернувшись в шаль, женщина.
Райнис в сильном волнении подбегает к кровати, опускается на колени.
— Аспазия… Дорогая моя, неужели это ты? — горячо шепчет он.
— Я… я… милый…
Она обнимает Райниса, целует его. Райнис садится рядом, не выпуская ее из своих объятий.
— Все-таки приехала… А ты надолго?
Аспазия с улыбкой отвечает:
— На всю жизнь… Ян, сними пальто.
Она встает с кровати, подбегает к чемодану.
— …Я привезла тебе уйму писем и книг… Дай сюда лампу.
Поэтесса достает из чемодана пачку писем и по одному передает их Райнису.
— Это от рижских друзей… Вот письмо Горького!.. Ты знаешь, он назвал тебя своим соратником… Это от Брюсова… он переводит твои стихи, обещает прислать гранки… Вот — Приеде… А это от Абелите…
Поэт держит письма, как драгоценность, жадно их просматривает.
Аспазия вынимает несколько книг.
— Вот новые книги… Недавно вышел роман графа Льва Толстого «Воскресение»… Новая пьеса Чехова «Три сестры»… о ней очень много говорят…
Райнис замечает на дне чемодана еще какую-то книгу и берет ее в руки.
— А это что за маленькая книжечка?
Поэтесса смущена.
— Это… это мой подарок тебе — мои новые стихи…
Райнис наугад раскрывает книжку.
…Душа больная вновь воспрянет,
Исчезнут сумрачные сны,
Когда мне голову украсят
Цветы весны твоей любви…
Аспазия отнимает у Райниса книжку.
— Нет, нет… не теперь!.. У тебя будет много времени!.. Иди сюда… Рассказывай, как ты тут жил все это время… Ты хоть немного писал?
Райнис улыбается и целует руку Аспазии.
— Так… Несколько строк…
Утренние лучи солнца искрятся на снежных полях, освещают сугробы у палисадника… голые ракиты… дальний перелесок на бугре…
Шумит ветер, осыпает снежной пылью стройные березки за окном…
Музыка. На столе, на полу, на кровати разбросаны целые горы рукописей, черновиков, записок…
У стола сидит Аспазия и жадно перебирает бумаги, исписанные конверты, обложки от тетрадей… И всюду — строчки стихов.
Поэт стоит возле окна с листочком в руках и читает вслух:
…Трудясь для мира, в яростной борьбе
Сам закаляйся, стань сильнее вдвое!
И вечные откроются тебе —
Источник сил и поле трудовое!..
Аспазия его прерывает:
— Погоди… Сначала вот это…
Она берет из рук Райниса листок и кладет сверху стопки… Затем она ищет какой-то обрывок бумаги.
— «Песня фабричной девушки…»
Райнис поясняет:
— А… это я написал, думая про Абелите…
Аспазия его не слушает, — она вся захвачена новым стихотворением.
Не пой так грустно, соловей,
Дай отдохнуть душе моей!
В слезах томилась я всю ночь
Тоску не в силах превозмочь…
Райнис вырывает у нее из рук черновик и размахивает в воздухе еще одним листком бумаги.
— Нет, раньше послушай вот это… «Сломанные сосны»…
Сломала буря, бешена и зла,
Высоких сосен стройные тела;
Они на дюнах берега стояли,
Кивая с них недостижимой дали.
И как бы ветры ни были сильны,
Не гнули сосны гордые спины.
Ты нас сломила, вражеская сила,
Но дух борьбы ты в нас не укротила!
Последний смертный вздох наш — о борьбе,
И каждой веткой мы грозим тебе…
Аспазия с восторгом слушает Райниса.
…Играет море пенными валами,
И сосны в море стали кораблями.
Гремит волна об их крутую грудь
И силится перевернуть.
Вздымай валы, упрямая стихия,
Ты не порвешь нам паруса тугие.
Рычи, свисти, вступая снова в бой,
Но мы достигнем дали голубой!
Поэтесса в волнении ходит по комнате.
— Замечательные стихи!.. Ты сам не понимаешь, Райнис, какую книгу ты написал!..
Райнис сразу как-то молодеет.
— Правда?.. Тебе нравится?
Аспазия берет его листок, перечитывает две строчки…
…Ты нас сломила, вражеская сила,
Но дух борьбы ты в нас не укротила!..
Она кладет рукопись в отобранную кучку черновиков.
— Это великолепно!.. Какие стихи!.. Книгу надо немедленно печатать!
